Доцент кафедры теории и экономики СМИ журфака МГУ Андрей Вырковский подробно объясняет, почему профессия журналиста с каждым годом становится все менее оплачиваемой, как налажена на факультете связь с индустрией, и в какую сторону движется российская и мировая журналистика.

Связь с индустрией, цена контактов, конкуренты 

– После того, как в моем резюме появилась строчка “журфак МГУ”, я стал регулярно слышать от работодателей, что журфак не готовит специалистов.

– В начале 2000-х, когда я начинал карьеру, в качественных изданиях, в том числе в деловых, журфаковцев было максимум один-два на всю редакцию. Сейчас в большинстве редакций их доля выросла многократно. В некоторых качественных изданиях их едва ли не половина.

Ситуация с середины 90-х – начала 2000-х изменилась радикально. Я не могу говорить относительно электронных медиа, в частности, радио и телевидения, но в онлайне и печати появилось очень много выпускников журфака.

То, о чем Вы говорите, это скорее “шлейф” из того периода. Поскольку я не знаю требований людей, которые с Вами разговаривали, то не могу понять, чего конкретно им не хватало. Но я оперирую объективными фактами – выпускников журфака в редакциях СМИ стало гораздо больше. Это говорит, наверное, о том, что журфаковских компетенций хватает для карьеры.

– Продолжая тему работодателей. В моем предыдущем университете студенты с 3-го курса работают на базовых кафедрах, которые прикреплены к разным научным институтам или IT-компаниям. Выбор компаний довольно большой, они тесно связаны с университетом, и любой студент может хорошо себя там зарекомендовать и начать строить карьеру.

На журфаке я ничего такого не заметил. Насколько я понимаю, здесь не крутятся работодатели уровня тех же “Ведомостей”. Я посмотрел сейчас список летней практики: там ЛДПР-ТВ, Black Star Inc. и тому подобное.

– Вы хотите сказать, что связь индустрии и журфака гораздо слабее, чем в технических университетах? Это действительно так. И тут есть много объективных и субъективных причин. Назову основные.

Начнем с объективных. Первое: объем специальных знаний, который дают на всех журфаках, значительно меньше, чем объем, который предлагается студентам технических вузов. И это нормально, потому что журналистское образование прежде всего фундаментальное, широкое. Человек должен понимать свое место в мире, а не знать, условно, как работать с оптоволокном. Поэтому и нет заказчиков тех или иных специализированных компетенций.

Второе: журналистика – это не самая высокооплачиваемая профессия.

– Да, я уже заметил.

– Мягко говоря. Она была хорошо оплачиваемой в 90-х – начале 2000-х, но сейчас ситуация сильно изменилась – стоимость человеческого ресурса резко упала. Работодателям просто невыгодно отвлекаться на то, чтобы здесь сидеть. Опять-таки, с учетом того, что узкоспециализированных, точечных компетенций здесь дается меньше, чем в технических вузах.

И третье: очень часто связь индустрии с конкретным направлением, модулем или профилем осуществляется через руководителя профиля, того человека, который его организовал и ведет. Со стороны это сложно заметить. Опять-таки, масштабы журфака в ресурсном плане гораздо меньше, чем масштабы любого технического вуза. Просто потому что здесь заказчик – это редакция из ста человек, а там заказчик – это предприятие из тысячи, десятков тысяч. И здесь достаточно одного-двух людей, которые осуществляют эту связь.

Поэтому кадровым агентством и коучем, который следит за профессиональным ростом своих студентов, является руководитель направления либо одна-две ключевые персоны этого профиля. Например, своих студентов на работу часто устраивал я либо преподаватели, которых я приглашал. Но надо учитывать, что деловая журналистика, которой я занимаюсь, достаточно специализированное направление – здесь связь с индустрией и должна быть сильнее.

То есть, зачастую дело не в системе, а в конкретных людях. Если у кафедры есть специалисты, которые эту связь осуществляют, значит, все хорошо. Значит, там действительно растят кадры. Если этих людей нет, то связь будет слабее. Фактор персональных контактов очень высок.

– Возвращаясь к тезису “журфак МГУ не готовит специалистов”. Мне, однако, никто так и не смог ответить, кто же их готовит. Стереотипно все-таки лучшее журналистское образование в стране – это именно журфак МГУ. А кто является его конкурентами?

– Есть рейтинги, которые учитывают мнения работодателей относительно уровня журналистских школ. Но на них опираться я не буду. У нас основным конкурентом всегда считался СПбГУ. Сейчас добавилась “Вышка”. Заметными игроками всегда были МГИМО и РГГУ. Но это исключительно мое личное мнение.

Я ничего не говорю о региональных сильных школах. С моей точки зрения, есть хорошие школы журналистики в Екатеринбурге, Томске, Воронеже, других городах. Но они не воспринимаются как конкуренты, потому что мы с выпускниками этих вузов сталкиваемся очень редко. Понятно, что люди из Москвы туда учиться вряд ли поедут, поэтому я говорю только о конкуренции на федеральном уровне.

Низкие зарплаты, исход аудитории, пиар

– Вы говорили, что с конца 90-х годов в журналистике в целом стало крутиться гораздо меньше денег. В чем ключевые причины этого, и возможно ли изменение ситуации в будущем?

– Это, безусловно, субъективное наблюдение: объективных нет. В этом году появились высказывания со стороны госорганов, хедхантеров – есть какие-то квазиобъективные показатели, которые это подтверждают. Но никто не измерял реальную среднюю зарплату журналиста в стране.

С моей точки зрения, перелом произошел где-то в середине 2000-х – журналистика стала среднеоплачиваемой профессией. Скажем так, если в конце 90-х – начале 2000-х оплата труда журналиста была несопоставимо выше, чем у узкопрофильных специалистов без высшего образования, вроде машиниста метро, – то сейчас они сравнялись. И я полагаю, что машинист метро в среднем может получать и больше.

Причем произошло это за счет снижения темпа прироста зарплаты. В абсолютных показателях журналист получает примерно столько же, сколько и 5-10 лет назад. Но инфляция и общее удорожание жизни, рост потребления, индуцированный ситуацией в стране, – все это привело к тому, что журналисты стали де-факто получать меньше.

Помню высказывание одного медиаменеджера, с которым я разговаривал, – он подчеркнул, что мы сейчас получаем немного больше, но в итоге намного меньше, чем раньше. Если в конце 90-х – начале 2000-х, когда я приходил в профессию, журналисты чувствовали себя достаточно комфортно: покупали дорогие квартиры, пусть даже в ипотеку, сидели в дорогих ресторанах и были в целом upper-middle классом – то сейчас они превратились по доходам и потреблению в типичных клерков среднего звена.

Почему это произошло? Журналистика стала менее востребованной. Она начала двигаться в сторону пиара, и он стал оплачиваться лучше и больше. А журналистика как таковая стала обществу не очень нужна. Классическая полемическая журналистика, публицистика имеет немного потребителей. Соответственно, СМИ не могут кормить своих профессионалов, свою редакцию за счет аудитории. Они должны рассчитывать на другие вещи: либо на рекламу, либо на другого заказчика. Коммерческую структуру, государство и т.д. и т.п.

Но поскольку аудитория – это все-таки первичный фактор успеха, то рекламодатели тоже стали уходить из СМИ, что наиболее сильно заметно в прессе, откуда бюджеты стали “утекать” в первую очередь.

СМИ стали беднее. Почему это не происходило в 90-е годы? Потому что внимание аудитории к происходящему было намного больше. И пусть качество работы с рекламодателем было ниже, но внимание аудитории было настолько большим, что это позволяло держаться на плаву. Кроме того, существенным было участие финансово-промышленных групп в бизнесе издательских домов, редакций – журналистику спонсировали.

Сейчас стали гораздо более высокооплачиваемыми смежные профессии: коуч, аналитик, пиарщик. Буквально в последние два-три года тенденция замедления роста зарплат стала характерна для телевидения, чего не было раньше: из телевидения бюджеты не уходили. Но кризисы 2008 года и нынешний, видимо, стимулируют желание экономить на всем.

Возможности это переломить в ближайшее время нет. Сейчас основной тренд, как говорят  многие исследователи и практики, – превращение журналистики в очень низкооплачиваемый, любительский вид деятельности. То есть, если человеку что-то интересно делать, он будет про это писать. Если за это заплатят – хорошо, если нет – ну и ладно.

И очень редкие примеры, когда люди стремятся сохранить высокий уровень журналистики (например, журнал “Русский репортер”), показывают, что такая журналистика оплачивается аудиторией и, как следствие, рекламодателем, не столь высоко. Недавно “РР” перешел с выпуска раз в неделю на выпуск раз в две недели. Это первый симптом того, что денег у издания не очень много.

А пиар-структуры, корпоративные СМИ чувствуют себя вполне нормально, их будут спонсировать и дальше. Многие говорят, что журналистика переключается в режим агентской модели, то есть, она будет обслуживать интересы каких-то корпораций и групп.

Есть и еще одно измерение, почему журналистам мало платят: в России очень много СМИ. Рынок не в состоянии прокормить такое их количество в условиях, когда аудитории не очень эта информация нужна.

– Снижение интереса к журналистике идет только в российском обществе или во всем мире?

– Я бы не сказал, что ситуация специфична для России. Это происходит везде, прежде всего за счет того, что журналистика депрофессионализируется: новости можно получать не только от журналистов. Маржинальная стоимость журналистского труда падает везде.

Но в России она падает очень быстро. Быстрее, чем в большинстве западных стран. Это еще связано с особенностями медиапотребления. В России очень много смотрят телевизор. Мы в этом отношении близки к южноевропейской модели СМИ. А вот печатные медиа, которые традиционно были заповедником качественной журналистики, потребляются гораздо меньше.

К слову, профессия репортера и в США, стране с самым большим медиарынком, на дне в рэнкинге самых привлекательных профессий. Такие процессы идут везде, просто в России они очень остры. Во многом, кстати, потому, что взлет российской журналистики во второй половине 80-х – 90-х был настолько резким, что сейчас падение воспринимается болезненно.

– Вы сказали, что журналистика плавно переходит в пиар. Какие СМИ являются наиболее качественными с точки зрения именно журналистики, а не пиара?

– “Ведомости”. “Форбс”. РБК. “Русский репортер”. Куст изданий “Коммерсанта”. Много хорошего контента у онлайн-СМИ– причем здесь не назову ни конкретные медиа, ни даже группу. Есть масса маленьких онлайновых масс-медиа, которые дают очень хорошую информацию.

Телевидение трогать не буду. Как и радио. Ни положительно, ни отрицательно – просто без комментариев. Ну и, пожалуй, все.

Правда и ложь, перевернуть мир, факультет коммуникаций 

– Вы упомянули, что у аудитория потеряла интерес к классической, полемической журналистике. Может, по причине того, что представители российского общества в последнее время не очень охотно принимают мнение, отличное от своего?

– Ничего не могу сказать. Мне кажется, многим стало абсолютно все равно, что есть правда, что есть ложь. То есть, если хотите, абсолютная медиатизация жизни: людям вообще не очень интересно, произошло это событие или нет. Интересно, написали про это или не написали. Произошла полная замена реальной жизни картинкой. Соответственно, все смыслы продуцируются, если продуцируются, вот этой самой картинкой, а не реальной жизнью.

– Учитывая все вышесказанное, какова мотивация тех людей, которые учатся на журфаке?

– Не знаю. Черчиллю, если не ошибаюсь, приписывают фразу: “Кто не был в молодости революционером, у того нет сердца, а тот, кто под старость не стал консерватором, у того нет ума”.

Небольшой оффтоп: не во всех странах журналистское образование считается существенной частью академических программ. Подразумевается, что образованный человек, в принципе, сам может стать журналистом. С этим можно соглашаться, можно спорить. По большому счету, концепция PhD, доктора философии, лежит в русле этой системы ценностей. Если ты доктор философии, ты понимаешь, как работать со смыслами. Неважно, в какой гуманитарной отрасли ты дальше реализуешься. Но мне кажется, журналистское образование – вполне академично.

Но проблема в другом. Учить журналистике 17-летних людей очень тяжело. Люди, которые приходят сюда в этом возрасте, полны идеализма, они еще хотят изменить мир. С этим ничего не сделаешь. Когда люди взрослеют, они более трезво оценивают действительность. И понимают, что вряд ли им удастся ее перевернуть, надо с ней как-то смиряться. Потому во многих странах перекос в журналистском образовании сделан в сторону магистратуры. То есть базовое журналистское образование – это как раз магистратура, когда человек уже что-то получил от жизни, в чем-то разобрался. Тогда, если хочешь быть журналистом, вот тебе навыки.

В России же, да и много где еще, все начинается с бакалавриата. Проблема в том, что многие молодые люди не понимают, что журналистика – это не переворачивание мира. Это не получение наслаждения от пребывания на экране. Это что-то более сложное. Журналистика – это прежде всего осмысление фактов вокруг тебя и выстраивание логических цепочек. Это очень сложная деятельность. Если говорить о качественной журналистике, конечно. А вот этот вид деятельности становится доступным для освоения уже несколько позже. Но бывают, конечно, исключения.

Возвращаясь к теме: у многих базовая мотивация – это желание перевернуть мир. Кроме того, журфак всегда давал хорошее гуманитарное образование. Есть масса людей, которые хотят его получить. Многие считают, например, что филфаки – это заповедники девушек, которые постоянно обсуждают Джойса и Дюрренматта – это как-то очень далеко от реальной жизни. А тут есть журфак – тоже хорошее образование, почему бы и нет.

Значительная часть людей уже имеет опыт журналистской работы. У многих – родители-журналисты, и они настаивают на поступлении сюда. Но в целом точного понимания того, какая мотивация движет людьми, учащимися здесь, у меня нет. И я не думаю, что это можно точно выяснить.

– А Вы, когда поступали на журфак, к какой группе относились?

– Я поступал не на журфак МГУ. Но относился к тем, кто выбирал хорошее гуманитарное образование.

– Тогда не будет ли правильнее называть этот факультет не факультетом журналистики, а гуманитарным факультетом?

– Нет. Было бы правильно назвать его факультетом коммуникаций. Ну, массовых коммуникаций. Гуманитарный факультет, понимаете, это все-таки слишком широко. Это и политология, и социология, и психология – слишком большой разброс. А вот факультет массовых коммуникаций – самое оно.

Иностранные СМИ, наука в журналистике, тусовка

– Насколько ценятся российские журналисты в целом в мире? Выпускнику журфака МГУ реально уехать работать за границу?

– В иностранное СМИ? Очень маловероятно. Бывают исключения, но ты должен отлично знать язык. Это единственный, но чудовищный камень преткновения. Я знаю людей, которые великолепно говорили и писали по-английски, но когда они брались за журналистику, все равно было заметно, что писал это не native speaker.

Даже когда они доводили свой язык примерно до уровня носителя, работодатели не горели желанием брать их на работу: зачем они, если есть свои? Это основная причина.

Вторая причина – профессия журналиста сейчас не очень востребована и во многих западных странах. Зачем мучиться?

И третье. Прецеденты профессиональной журналистики, сделанной российскими практиками за рубежом, существуют, но они редки. Например, Леонид Бершидский. Колумнист Bloomberg. Пишет по-английски классные колонки. Но это единичный случай. И в данном случае автор должен быть человеком, уже известным в России. Здесь первичны не его компетенции, а то, что он из себя представляет, – его реноме, вес, если хотите.

– Вы же защитили кандидатскую на журфаке?

– Да, было дело.

– Как защитить кандидатскую в технических науках, я понимаю. А в чем заключается наука в журналистике?

– Сложно говорить в терминах именно журналистики. Проще объяснить, как защитить кандидатскую по массовым коммуникациям (МК). МК – система, которая связывает множество людей. Соответственно, у нее есть своя теория: как сигнал проходит, где появляются искажения, как он воздействует на аудиторию, в конце концов.

Защитить диссертацию с системной, научной точки зрения здесь вполне возможно. Например, какого рода медиапродукты лучше воспринимаются потребителем и почему? По-моему, это вообще основная проблема современности. Почему люди воспринимают тот или иной продукт лучше, чем другой? А это проблема именно массовой коммуникации. Как только ты переходишь на уровень межличностный, там совершенно другие процессы.
Это первое измерение. Второе измерение – историческое, ты всегда можешь исследовать историю процесса.

– Резюмируем. Если человек хочет заниматься журналистикой, он должен быть готов к не самой высокой зарплате либо к тому, что он будет заниматься не совсем журналистикой, а чем-то смежным.

– Ну почему, всегда есть исключения. Если чего-то человек очень хочет, он всегда этого добьется. И журналистикой тоже можно зарабатывать нормально. Для этого, как ни банально, нужно много трудиться.

Хотя журналист в среднем не работает очень много. Инвестбанкир, допустим, вкалывает гораздо больше. Журналистика – это всегда очень хорошая тусовка, это общение очень высокого уровня, это ощущение причастности к происходящему. Это куча приятных вещей помимо оплаты труда.

Другое дело, что сейчас журналистика в депрессии, о которой я говорил: финансовой, организационной и, самое главное, – аксиологической. Непонятно, зачем она существует. Это главный фактор, почему люди уходят из журналистики. Хотя, безусловно, деньги тоже важны.

Текст написан для студенческого сообщества Типичный МГУ

Перейти на главную

Читать другие интервью

Узнать о блоге и авторе