Инженер из Москвы (2/2)

Вторая часть моих похождений на просторах российской науки — про радиометеорологию в целом и мой диплом в частности.

ДМРЛ

На картинке два локатора, расположенных в аэропорту Ижевска — про командировку в этот славный город, как и про нелегкую, занесшую меня работать в обсерваторию, я писал в предыдущей части.

Слева МРЛ-2 — локатор предыдущего поколения, который уже почти десять лет как выработал свой ресурс. Справа — новенький (на момент описываемых событий, т.е. 2012-2013 гг.) локатор ДМРЛ-С.

Все вы видели прогноз погоды, где нарядная женщина водит руками по карте, на которой крупными пятнами нанесены циклоны и прочие метеорологические явления.

Так и быть, совсем в общих чертах расскажу, как это работает.

Основной целью метеолокаторов является обеспечение безопасности полетов — т.е. предоставление центрам гражданской и военной авиации оперативной метеосводки. По этой причине большая часть локаторов на территории СНГ расположена в аэропортах городов: для упрощения коммуникации (все технические и сопровождающие элементы инфраструктуры аэропортов находятся централизованно в одном месте) и получения максимально точных результатов вблизи взлетно-посадочных полос — наиболее сложными и рисковыми элементами полета являются как раз взлет и посадка.

Внутри красно-белого шарика, который вы видите на фотографии выше, находится антенно-фидерный комплекс, сам по себе шар является защитной оболочкой.

Из передатчика распространяется последовательность коротких импульсов (порядка 1 мкс). Импульсы излучаются через равные промежутки времени, в процессе распространения они встречают на своем пути разные объекты: снег, град, дождь, местники, самолеты, птицы и т.д.

Часть излучения рассеивается в обратном направлении и фиксируется приемником – в целях экономии, функции приемника и передатчика, как правило, выполняет одна антенна. Соответственно, вся эта конструкция вращается в вертикальной и горизонтальной плоскости, в конечном итоге формируя конические сечения эхо-сигналов от метеобъектов.

ДМРЛ регистрирует облачность, осадки и связанные с ними опасные метеоявления в радиусе до 250 км и в диапазоне высот от 0 до 20 км.

Все ПО локатора работает на Kubuntu, приходящая первичная информация обрабатывается в разрезе множества показателей — полученная вторичка наносится на карты. Характеристики рисунков варьируются по градусам наклона антенны, времени и куче расчетных параметров, которые можно смотреть в динамике и пытаться на основании этого строить метеопрогнозы.

Для человека, который работает с этими картами, все выглядит примерно так — в левой верхней части экрана можно выбрать рассчитываемые параметры: отражаемость, дифференциальная отражаемость, профиль ветра и т.д. Слева можно выбрать конусовидное сечение при определенном угле наклона антенны, что, соответственно, определяет высоту и радиус обзора, справа предлагается выбрать файл с данными (карты обновляются раз в десять минут, по совершению полного оборота).

По этой карте Валдайского локатора видно, что 18 мая 2013 г. в половину одиннадцатого утра к востоку от Вышнего Волочка хреначил дождь с грозой.

Подразумевается, что точность работы ДМРЛ выше, нежели у его предшественников МРЛ-2 и МРЛ-5, а стоимость эксплуатации, наоборот, ниже. На установку таких локаторов в 140 российских городах к 2020 г. были выделены 9,5 млрд руб. в рамках федеральной целевой программы правительства РФ. Порывшись недавно в базе ФЦП, я обнаружил, что финансирование проекта чуть-чуть увеличилось — чуть менее, чем в 10 раз.

В общем, проект весьма жизнеутверждающий. В теории.

— Эти е***ые локаторы п***ец какие сложные в эксплуатации, — объяснял мне один из наших инженеров в курилке. — Ты внутри же был?

— Конечно.

— Это же п***ец! Антенно-фидерный комплекс видел? Хотя бы схему?

— Е***а, конечно! Я ж диплом по этой х***е пишу, — я переключился с русского на русский-разговорный.

— И че, кто следить за ним будет? Кто будет вертушку раз в месяц чистить? Мы, б***ь, ох***м это дерьмо в порядок приводить, ни денег для этого нет, ни х*я! Кто, с**а, следить за ним будет, а?

На открытие самого первого из ДМРЛ (на Валдае) приезжал Путин, где в торжественной обстановке перерезал ленточку на пути в светлое будущее российской метеорологии. Впоследствии окажется, что это единственный нормально работающий локатор.

Инженер, говоривший со мной, долго и основательно фантазировал на тему того, что и кому перережет Путин, когда поймет, что почти 10 миллиардов (на тот момент, ха) выпущено на ветер. Локаторы давали минимальную прибавку в точности, а из-за спешки и общей корявости работали не в полную силу — поэтому для составления погодных карт все равно использовалась старая сеть МРЛ-5.

Радиус обзора локатора составлял 250 км, но где-то были вырезаны целые сектора карты, где-то радар отключался на неопределенное время, где-то не работала передача данных в центр. В Сочи, например, локатор поставили в таком месте, что две трети карты были пустыми — обзор на низких высотах (и, соответственно, малых углах наклона антенны) перекрывали горы.

В общем, обычный российский госпроект, ничего особенного.

Диплом

В январе директор обсерватории обстоятельно со мной побеседовал, заявив, что мое пребывание на рабочем месте должно обернуться хоть какой-то пользой для его предприятия. В качестве дипломной работы мне в добровольно-принудительном порядке предлагалось разработать метод калибровки дифференциальной отражаемости для ДМРЛ.

Я понятия не имел, что это такое, поэтому уверенно согласился. В общем-то, я так поступал регулярно, о чем впоследствии нередко жалел.

Первая проблема заключалась в том, что на русском языке не было ни одного источника, который можно было бы применить в работе.

Несколько месяцев я сосредоточенно штудировал Bulletin of the American Meteorological Society (BAMS), переводил на русский, придумывал теоретическое обоснование своей работы, разрабатывал модели, на скорую руку применял их на данных локаторов в разных городах. Затем взялся за книги по радиометеорологии и физике атмосферы — с этого стоило начать, конечно.

В конце концов, случилось то, к чему я был совершенно не готов — мне это все начало нравиться.

Я откопал в закромах своих переписок в ВК черновой вариант диплома — там нет важной части с обработкой результатов (ниже вы поймете, почему). Если вдруг кому-то интересно, чем я занимался полгода в обсерватории или у вас есть какая-либо задача, связанная с радиометеорологией — извольте, я все выкатил в этот гуглдок.

Увы мне, за время работы над дипломом я ни разу не сделал волшебную операцию Ctrl+C, Ctrl+V, весь текст и формулы полностью набраны мной. Зачем-то. Мде.

Попробую совсем вкратце описать, на что я угробил полгода.

Ключевым понятием в расчете большинства метеорологических характеристик является эффективная площадь рассеяния — это площадь гипотетической цели, которая обеспечивает на приемной антенне такую же плотность мощности, что и реальная цель.

Облачные капли обычно образуются в процессе конденсации водяного пара на так называемых ядрах конденсации в условиях пересыщения (относительная влажность больше 100%), однако процесс конденсации является слишком медленным для образования капель осадков за время жизни облака. Для быстрого роста частиц осадков требуется слияние (коагуляция) сталкивающихся частиц.

Капли диаметром менее 0,35 мм имеют сферическую форму, а капли диаметром до 1 мм имеют форму, описываемую сфероидом вращения. У капель большего размера основание постепенно сплющивается, а затем выгибается внутрь. Увеличение деформации приводит к повышению распада капель на более мелкие. Процессы коагуляции и разрушения формируют распределение капель дождя по размерам.

Радиолокационная отражаемость метеоцели (Z) определяется как шестой момент диаметра капли, просуммированный по всем каплям в единичном объеме. Отражаемость используется для наглядной визуализации интенсивности метеоявления — т.е. в ней самой важно распределение капель по размерам, которое и характеризует наблюдаемое явление (дождь, снег и т.д.).

Опуская двадцать с лишним формул, которые описывают взаимодействие рассчитываемых величин с фиксируемыми непосредственно локатором, перейдем к главному: капли не являются сферами, а имеют форму сплющенного у полюсов сфероида. В спокойном воздухе и слабом статическом и вертикально ориентированно электрическом поле капли падают таким образом, что малая ось сфероида ориентирована вертикально, а эксцентриситет сфероида зависит только от диаметра сферы эквивалентного объема.

Соответственно, отражающая способность капли в горизонтальной плоскости становится больше, чем в вертикальной. Причем разница между ними тем больше, чем больше размер капли. Твердые же осадки либо сохраняют круглую форму при любом направлении движения (град), либо хаотически ориентированы в пространстве (например, ледяные иглы). Оба случая ведут к тому, что среднее значение дифференциальной отражаемости близко к нулю.

С 80-ых годов начали проводиться двухполяризационные измерения, используемые для определения двух параметров распределения капель. Они базируются на измерении эхо-сигнала для двух ортогонально поляризованных волн. Зондирующие импульсы излучаются последовательно на горизонтальной и вертикальной поляризациях, а прием эхосигнала производится в тех же плоскостях поляризации, в которых производилась передача.

Дифференциальная отражаемость (Zdr) определяется как десятичный логарифм отношения отражаемости горизонтального и вертикального профилей метеоцели. Чаще всего она применяется для оценки среднего размера капель в осадках, различения снега и дождя, сухого и мокрого снега, а также сухого и тающего града.

Анализируя совместно получаемые оценки обычной и дифференциальной отражаемостей, можно с большой степенью надежности идентифицировать метеоцели. В свою очередь, это положительно сказывается на качестве метеопрогнозов.

Калибровка дифференциальной отражаемости необходима в виду большого разброса полученных значений Zdr, поскольку для ее расчета приемник и передатчик задействованы на двух ортогональных поляризациях. По сравнению с другими измеряемыми параметрами, этот факт существенно увеличивает погрешность измерений.

Это постоянное смещение, обусловленное техническими характеристиками локатора. Надо ли говорить, что завод, выпускающий ДМРЛ, никакую калибровку не производит?

Всего в дипломе я описал три метода калибровки: вертикальных наблюдений, коррекции вертикального профиля дифференциальной отражаемости и по солнечному излучению.

Первый метод, наиболее распространенный, подразумевает вертикальную ориентацию антенны (90 градусов, соответственно) во время легкого дождя. При отсутствии ветра и строго вертикальном падении капель они обладают сферической формой, что должно дать значение Zdr равное нулю — соответственно, статистический анализ массива данных за определенный период должен дать искомое смещение, которое можно использовать при калибровке.

Увы, ДМРЛ проводят ежедневный мониторинг атмосферы при максимальном угле в 86 градусов. У меня была возможность договориться и перевести какой-либо из локаторов в тестовый режим, чтобы в дождь задрать антенну вертикально вверх. Но толку в этом мало — эти великолепные локаторы в ближней зоне обзора (до 20 км) дают для значений Zdr вот такую хренотень.

Метод коррекции вертикального профиля основан на интересной теории зависимости дифференциальной отражаемости от угла обзора при выпадении осадков. Он вообще идеально подходит для калибровки, поскольку искомое смещение можно рассчитать, выкинув ряд важных в других случаев параметров.

Минус — там почти все измерения происходят на малых углах обзора, что, как я уже объяснил выше, на этих локаторах невозможно.

Третий, и последний, метод — калибровка по солнечному лучу, который антенна локатора может четко захватывать при восходе и закате.

Поскольку солнечное излучение либо не поляризовано, либо обладает круговой поляризацией, значения дифференциальной отражаемости на луче должны быть нулевыми. На деле я получал вот такие картины:

Это Валдайский локатор, единственный из двух десятков функционировавших тогда ДМРЛ, где такие измерения вообще оказались возможны.

Подобных картинок я насобирал ровно 120 за двухнедельный интервал измерений в мае. Это эквивалентно 4 800 000 значений отражаемости и соответствующей ей дифференциальной отражаемости, что являло вполне себе неплохой статистический массив для обработки.

Босс впервые увидел результат моих многомесячных трудов за день до защиты. Был созван весь коллектив отдела, перед которым мы с Владом продемонстрировали свои потуги по изучению радиометеорологии.

В момент презентации эмпирической части стало очевидно, что получилась полная херня. Один из инженеров обратил внимание, что ширина луча сигнала больше угла, под которым наблюдается Солнце, но я моментально перебил его, поставив в уме галочку взять его в оборот после рассказа.

«Твою мать», подумал я, но вслух сказал, что конечно же учел все это при расчетах, и быстро переключился на следующий слайд. Никто ничего не заметил. В моем рассказе было пару маленьких неточностей, на которых заострил внимание Босс и которые я клятвенно пообещал исправить — на этом импровизированная предзащита закончилась.

Итак, почему получилась херня?

Помимо учета дробного шума (который хз как учитывать на этих локаторах) и того факта, что на малых углах обзора на результат влияют ветер, зоны Wi-Fi, да и вообще все что угодно, важно понимать, что ширина луча составляет 1 градус, в то время как Солнце на широте Валдая видно под телесным углом в 0,67 градусов. Ввиду того, что антенна постоянно находится в динамичном состоянии, проводя мониторинг атмосферы, в то время как Солнце также не является статичным объектом излучения, регулярно происходит только частичный захват восходящего или заходящего солнца лучом локатора, что приводит к неполноте и некорректности полученных данных.

Таким образом, мои многомесячные старания сводились к технической невозможности эмпирически проверить выстраданную теорию. Можно было бы проверить теорию на локаторах в других городах, но ни на одном из двух десятков тогда функционировавших ДМРЛ такой возможности не было.

На следующий день предстояла защита. Я не знал, кто будет в комиссии — шарит ли там кто-то в этих чертовых локаторах? Знает ли кто-то про эту особенность ДМРЛ на Валдае — в теории туда мог нагрянуть кто-то из обсерватории или завода-изготовителя радаров. Самое худшее — я совершенно не знал, чего ждать от Босса. Мой научрук вполне мог заметить это на защите и радостно оповестить всю комиссию о слабости моего интеллекта.

Ночью я сварил себе кофе, сел в читалку общаги с ноутом и удалил всю эмпирическую часть из документа с дипломом.

За ночь я руками настучал в Excel данные, которые соотносились с теорией, быстренько обработал и получил вполне себе приличный результат.

Беда многих исследований, как мне кажется, заключается в том, что никто и никогда не проверяет качество первичных данных. Конечно, на больших данных, если их сбором и обработкой занимаетесь не только вы, обман вскроется. Но ведь можно все сделать аккуратно.

Итак, к утру у меня был полностью готов мой бакланский диплом: честно вымученная и расшаренная теоретическая часть, достаточные для ответов на каверзные вопросы знания в области радиолокации и устройства этих гребанных радаров и полностью вымышленная часть эмпирическая.

В семь утра я вышел из общаги покурить. Защита начиналась только в девять, и у меня оставалось еще целых два часа, чтобы спокойно сходить в душ, выпить утренний кофе и насладиться этим упоительным ощущением – я был без пяти минут бакалавром. Оставалось только подшить диплом и сделать презенташку.

— Бл**ь, презенташку! – заорал я и побежал обратно.

На защите я ответил где-то на десяток вопросов, и в конце меня спросили, почему из трех методов калибровки я выбрал самый неудачный. Соответственно, пришлось рассказывать про технические особенности локаторов, на что в конце концов мне задали резонный вопрос — а на кой хрен такие радары вообще нужны?

В этот момент в разговор вклинился Босс, сообщив, что меня допрашивают уже полчаса, что слишком круто для бакалавриата ФАКИ.

Мне поставили «отлично». В своей системе координат на этот «отл» я честно нашарашил — я ведь и работал с этой фиготой, а не просто читал книжки. К тому же, и читал, и разбирался честно, да и, в общем-то, один, без участия научрука — Босс был занят более важными вещами. И даже учитывая тот факт, что решить запрашиваемую задачу на наших локаторах физически было невозможно… Но, блин, это «отл» за полностью выдуманный в ночь перед защитой результат.

Реальным итогом работы должны были стать выводы о том, что локаторы — собачье дерьмо, и десять миллиардов рублей просрано просто так. Но я всерьез планировал еще хотя бы на пару лет остаться в обсерватории.

Бухач

В моей группе учились хорошие адекватные ребята, но мы никогда не были особо дружны. Кроме того, не знаю, как сейчас, а пару лет назад выпуск из бакалавриата на Физтехе в принципе никак не отмечался.

Но я никогда не испытывал проблем с тем, чтобы найти собутыльника.

К четвертому курсу пить я практически перестал. Хотя все, конечно, относительно, и мое “перестал” для кого-то могло бы выглядеть как дикие загулы. Но, по крайней мере, в недельный запой с охранником я больше не уходил, да и деревья по пьяни уже не воровал.

К началу празднования я не спал уже почти двое суток, поэтому две заранее приготовленные для такого случая бутылки «Бульбаша», распитые на НК вместе с Даней Махляевым, отправили меня наверстывать упущенный сон на плечо к Маше Медведевой.

Проснулся я через несколько часов и, догнавшись чьим-то пивком, понял, что было бы неплохо отправиться спать окончательно и бесповоротно. Я не помню, почему в общагу меня пытался завести Юра Молодцов, и уж тем более не помню, почему я решил убежать от него в корпус прикладной математики.

Видимо, на меня накатило особое осознание того, что я каким-то образом закончил Физтех — все-таки четыре года в МФТИ я чувствовал себя, как этот венесуэльский лыжник. Правда, в отличие от него, я таки дополз до финиша (временами это было даже весело: раз, два, три). В КПМ же я побежал, наверное, потому что захотелось еще разок пройтись по местам недавней славы — все-таки именно в этом корпусе я защитился. КПМ, к слову, через пару лет немного сгорел, и случись это чуть раньше, я бы поверил в божественное провидение.

Громко смеясь и задевая плечами все встреченные по пути дверные косяки, через переходы между корпусами я побежал в боталку ГК, откуда украл стул и три методички.

Сколько я себя помню, на входе в боталку стоял стеклянный стеллаж, внутри которого было много разных методичек. Воспользоваться ими было нельзя, поскольку стеллаж был всегда закрыт на ключ. Руку туда просунуть невозможно (я неоднократно пробовал), ключа у меня не было. Но, видимо, тяга к знаниям вкупе с белорусской водкой отрицают понятие невозможного.

Стул нужно было вынести из корпуса незаметно для всевидящих бабулек, сидевших на охране. Мой пьяный мозг быстро сгенерировал подходящую для такого случая тактику: прихватив с собой стул, я зашел в туалет на втором этаже, выкинул его из окна (бросок рассчитал так, чтобы он упал на землю, а не на бетон), невозмутимо прошел мимо охраны, подобрал стул. Оставалось преодолеть закрытые ворота (было где-то девять вечера) высотой в полтора моих роста и с острыми шипами наверху. Ранее я неоднократно штурмовал его, возвращаясь поздно из универа – и каждый раз этот штурм отнимал немало сил и энергии. В тот раз у меня была только одна свободная рука – другая была занята драгоценным стулом – и я не представляю, каким образом я тогда преодолел это препятствие. Помню только ощущение полета.

Стул я поставил возле входа в общагу, схватил поудобнее методички и долго заплетающимся языком учил жизни всех, кто выходил из общаги покурить. Когда кто-нибудь в очередной раз говорил, что мои монологи отлично видны на камеру, установленную у входа, я подходил к ней поближе, приветливо махал руками и на всю округу орал «Я бакалавр, епта!».

На каждом этаже в третьем общежитии в специально оборудованных контейнерах висели противопожарные огнетушители. Тот, что находился возле одной из курилок между четвертым и пятым этажом, был у меня как раз для таких случаев.

Контейнеры открывались ключом, который нужно было брать у коменданта. Но я когда-то давно, тоже изрядно нажравшись, отколупал листочек, которым был опечатан контейнер, и расковырял замок ногтем. С тех пор на каждую пьянку я повторял эту нехитрую процедуру и бегал как идиот по всей общаге с огнетушителем наперевес. Перед тем, как отправиться спать, я ставил его на место, аккуратно закрывал дверцу контейнера, слюнявил листочек и клеил его обратно – так, чтобы со стороны казалось, будто он по-прежнему опечатан.

Впоследствии я умудрился его пропить, но это уже другая история.

Одна из методичек называлась «Радиоконтроль» и почему-то меня это дико воодушевило. Я вламывался в чьи-то комнаты с криками «Всем стоять, это радиоконтроль!» и угрожающе наводил на несчастных студентов огнетушитель.

Утром я почувствовал необходимость продолжения праздника, но в коридоре первого этажа на моем пути вырос охранник.

— Заварин! Слышь, бакалавр е**ный, ты что, совсем о**ел?! Ты че, б**ть, устроил вчера?

— Да б*я, извини. У меня праздник, я тут универ закончил.

— Я все понимаю, но на**я было в камеры орать?!

Оказалось, что к ночи, когда я уже угомонился, в общагу по чьему-то зову примчалась коменда, которая и так ко мне особой любовью не пылала. Охранник доблестно принял удар на себя, сообщив, что Заварин давно лег спать, а это “какой-то другой пи**рас барагозил, я его уже выпи**ил отсюда на**й”. Ничего нового, в общем.

Мы договорились, что бутылочка белорусской водочки будет достойной компенсацией стражу порядка за пережитый стресс.

Вокруг

Работа работой, учеба учебой, диплом дипломом, но и жизнь шла своим чередом. В декабре я таки выиграл Лигу КВН МФТИ, стал ее редактировать и вести, а с февраля начал играть за “Ноль эмоций” из МИФИ.

В ЛаМПу нас взяли не столько авансом, сколько на убой, на одну-две игры. Мифишники, до этого игравшие вчетвером, позвали в команду меня и еще трех парней из разных команд. “А на хрена?” — спросил я как-то у капитана команды. “У нас такая политика — мы всегда даем шанс всяким уе**ам”, — ответил Паша.

Парни до этого выиграли на кубке Домодедово поездку на четверых в Доминикану. Улетели, и за неделю до игры вернулись втроем. Четвертого про**али в Доминикане.

“Вы охренели?” — бушевали редакторы лиги. На армянском колорите Севака держалось многое в выступлении, но и чисто по-человечески все переживали. “А если его там грохнут?”. Паша невозмутимо отвечал, что Сева пробивной парень, да и ничего плохого с армянами случиться в принципе не может.

Восьмушку мы прошли хоть и с четвертого места, но до второго было то ли 0,4, то ли 0,6 баллов. Обошлись без доборов, и то хорошо. Объективно нашим потолком был полуфинал — в финал бы мы никак не пролезли, но зато можно было обдумать концепт, пересобраться, съездить в Сочи, и на что-то претендовать уже в следующем сезоне.

Мы же позорно слетели в четверти. Севак аки Карлссон все-таки вернулся к игре, но в итоге это сыграло нам в минус — половина команды откровенно страдала херней, другая половина не могла придумать для нее мотивацию и начала утрачивать для себя. Паша решил жениться и завязывать с КВН вне зависимости от исхода четвертьфинала. Севак с Псом и Тупым (да, у нас была веселая команда) не приехали на редактуру за два дня до игры. Оказалось, ехали в машине, Сева захотел курить, повернулся к Псу на пассажирское сиденье за огоньком – это было перед перекрестком, парни влетели в светофор, раздолбав машину и несколько часов потратив на дпсников. “Хорошо, что права неделю назад купил”, — отсмеявшись, закончил Сева.

За день до игры у меня было два зачета и подгорал диплом. Глядя на все происходящее, я немного поломался, но все же объявил парням о решении сконцентрироваться на учебе и на игру приехал только как зритель.

При всем при этом для выхода в полуфинал не хватило 0,2 балла. Согласен, не очень сильный выдался сезон.

Мы развалились, и на этом моя едва начавшаяся квновская карьера закончилась. Потом еще по инерции я отвел полтора сезона в Лиге, сыграл пару игр с разными составами, но все это было уже не всерьез.

КВН не был для меня смыслом жизни и великой мечтой, как для многих более романтичных и амбициозных ребят в игре. Я воспринимал это как забавный движ, на который уходило неоправданно много времени и сил, но все же иногда это того стоило. Жаль, что все завершилось так, но тут дело не в самой по себе игре — просто я считаю, что всегда нужно выжимать максимум из подворачивающихся под руку возможностей. Мы же свой шанс бездарно просрали, и вот за это действительно обидно.

Я искренне радуюсь, замечая в Премьерке и Вышке знакомые лица, с которыми мы недолго пробыли соперниками — они по праву заслужили это, потому что вцеплялись в свои шансы и усердно работали, а не страдали фигней. И сборная ВШЭ, с который мы рубились еще когда они были «Ежиком» и «Высоким напряжением», и «Фулл Хаус», который надрал нам жопы в полуфинале МСЛ, потом объединился с МИСИС и уже успел слететь с восьмушки Высшей лиги (как и ВШЭ), и мелькнувший в Премьерке «Город развлечений» с милой рыжей девочкой, с которой мы так и не познакомились — зато случайно познакомились с ее бабушкой, и «Да Ладно» с «Имени меня», которые в этом году будут веселить моих соотечественников и в ближайшем будущем, я уверен, все-таки пробьют себе путь на Первый канал.

Весной же мы с Яшиным, Кевором и несколькими сочувствующими начали снимать видеопрограмму про Физтех, и вроде как даже что-то получалось. “Время Физтеха” было прикольным проектом — жаль, что ни эти видосы, ни лигу так и не удалось толком конвертировать в деньги. Мне было намного интереснее заниматься этим, чем копировать в офисе столбики в Excel и рисовать убогие презентации для клиентов. Но, увы, за всякую бессмысленную и совсем никому ненужную хренотень платят намного больше.

В общем, насыщенный и сложный выдался год, но чертовски интересный. Весной я спал по два-три часа в день, но оно того стоило.

Финал

Босс терпел меня и Влада целый год. В качестве награды за его стоические труды нас решили перевести в другой отдел.

Первым вариантом было гонять по всей России на самолете-лаборатории – переоборудованном пассажирском ЯК-42. Лично мне этот тип авиационной техники был известен исключительно с печальной стороны: чуть менее чем за два года до описываемых событий именно на ЯК-42 разбился ярославский «Локомотив», кроме того, с участием именно это модели произошла крупнейшая авиакатастрофа в истории Беларуси.

Насколько я знаю, на тот момент ЯК-42 гражданскими авиакомпаниями почти не использовался (думаю, понятно почему). А тут еще и пересобранная под лабораторию версия, что, на мой взгляд, не добавляло ему надежности.

— Работы почти завершены, не сегодня, так завтра полетит, — увлеченно рассказывал директор департамента. В итоге, как я потом узнал, полетел он почти через год. Надеюсь, летает до сих пор.

В довершение ко всему, зарплату за научно-воздушную работу предложили не настолько большую, чтобы я согласился залезть в этот летающий гроб.

Второй вариант оказался куда интереснее. Начальником отдела был немолодой приятный армянин, который с удовольствием провел меня по коридорам своего корпуса, подробно рассказал, в чем состоит суть их работы и, наконец, дошел до самого интересного – чем предстояло заниматься лично мне.

Мы зашли в кабинет, карикатурно походивший на рабочее место ученого-психопата.

— Один из наших сотрудников проводил исследования состава атмосферы, — он задумчиво обвел рукой кабинет, обильно уставленный приборами и заваленный книгами. – И получил массу интересных результатов, насколько я могу об этом судить. Я полагаю, они принесут немалую пользу и науке в целом, и конкретно нам.

Он замолчал, выжидательно глядя на меня. Я пожал плечами, мол, я очень рад и за вас, и за нас, и за науку, но хотелось бы ближе к делу.

— Мы бы хотели, чтобы Вы разобрались в этих исследованиях. Это очень перспективно для Вас в плане обучения в магистратуре, да и потом можно набрать материала и для кандидатской, и даже для докторской.

— Честно говоря, я пока не очень понимаю…

— Наш сотрудник не очень охотно делился результатами с нами. Ну, люди разные, сами понимаете… Но все результаты он подробно протоколировал. В общем, предстоит много интересной работы, Сергей! Есть только один недостаток, — начальник отдела секунду помолчал. – Разбираться в записях Вам придется самостоятельно, потому что он умер.

— Серьезный недостаток, — задумчиво протянул я. – Я бы даже сказал, непоправимый.

— Самое ценное здесь, — начальник отдела бережно погладил обложку огромной записной книги формата А4, — это заметки на полях, которые он оставил. Мы были бы рады разобраться в них самостоятельно, но текущая загрузка не позволяет этого сделать. Мы исходим из того, что Ваш молодой пытливый ум проще адаптируется к этой задаче.

И сделает всю черновую работу за вас. Ну да, и в самом деле.

Мне стало смешно. Как-то слишком нереально это выглядело – только в мультфильмах и всяких детских книгах нужно разбираться в записках сумасшедших ученых.

Затем он озвучил зарплату, и мне стало грустно.

Вот на такой минорной ноте закончилась моя научная карьера. Я ее и начинать-то не планировал, если честно. Но даже ростки желания заниматься чем-то, связанным с физикой и математикой, были окончательно закатаны в асфальт бесперспективностью и бессмысленностью работы в обсерватории.

Как бы то ни было, я рад, что у меня был опыт соприкосновения с российской наукой, где суммарный уровень интеллекта действующих лиц настолько высок, что уступает только уровню бестолковости системы.

Я полюбовно расстался со всем коллективом, получил расчет за неиспользованный отпуск и гордо удалился в закат, навсегда оставив за спиной комплекс зданий, отчаянно напоминавших заброшенный детский лагерь. Благо оттуда до общаги идти минут десять.

Перейти на главную

Читать другие истории

Узнать о блоге и авторе

Если вам понравился этот текст, возможно, также будет интересно:

Инженер из Москвы (1/2)

Я поставлю Вам пересдачу за то, что Вы слишком хорошо ответили

Для колебаний есть причины

P.S.

Потом я автоматически прошел в магистратуру Физтеха, устроился в маленькую консалтинговую контору на Савеловской, к ноябрю твердо решил следующим летом поступать на журфак, по этому поводу ушел в академ, в конце января уволился и уехал домой лечить, как тогда казалось, пневмонию.

Жизнь прекрасна тем, что в переломные моменты ее течения переосознается накопленный опыт, и старые истории при определенном контексте вдруг играют новыми красками.

Зима в Минске в тот год выдалась теплой. Сидя на ступеньках медицинского центра, я сосредоточенно тянул сигарету за сигаретой, смотрел на поток людей, рвущихся после работы домой, и думал, много думал о том, что этот ученый, чьего имени я уже никогда не вспомню, в сущности, был счастливым человеком. Ведь что есть подлинное счастье, как не это — умереть, твердо зная, что после тебя что-то осталось?

Хотя бы и пару заметок на полях.